Реклама в Интернете
Альманах Курносая
"Я к Курносой красотке не слишком спешил"
Жорж Брассанс

   ПУБЛИЦИСТИКА, ПРОЗА, ПОЭЗИЯ.

Выпуск #3

ЧТО-ТО ДОЛЖНО ПРОИСХОДИТЬ
Генрих Бель


Новый перевод с немецкого Анны Травиной.
Печатается с разрешения переводчика.


К наиболее знаменательным периодам моей жизни можно в полной мере отнести то время, когда я работал служащим на фабрике Альфреда Вунзиделя. По натуре я склонен к размышлениям и праздному времяпрепровождению больше, чем к созидательному труду, но материальные трудности вынуждают меня иногда пускаться на поиски работы. Однажды, в такой критический момент моей жизни, я воспользовался посредническими услугами одной фирмы и оказался в числе семи претендентов на место служащего на фабрике Вунзиделя. Нам предстоял экзамен на профессиональную пригодность.

Первый взгляд на фабрику уже насторожил меня: она была построена из стеклянных блоков, а моя антипатия к прозрачным зданиям и стеклянным залам была столь же сильной, что и к работе. Еще более подозрительным показалось то, что нам тут же накрыли завтрак в весело разукрашенной столовой.
Хорошенькие официантки подали нам яйца, кофе и тосты, в изящных графинах был налит оранжад; золотые рыбки пялили на нас свои глаза через светло-зеленые стенки аквариумов. Официантки были настолько сияющими, что, казалось, сейчас лопнут от распирающей их радости. Огромным усилием воли, как мне казалось, они сдерживали себя, чтобы не петь и не смеяться. Они были наполнены песнями, как курица неснесенными яйцами. Мне показалось, хотя мои товарищи, похоже, об этом не догадывались, что этот завтрак тоже является частью экзамена, и я жевал с полной отдачей сил и сознанием человека, наполняющего свой организм ценными питательными веществами. Я делал то, что в обычных условиях не сделал бы ни за что: я выпил натощак апельсиновый сок, немного надкусил тост, а до кофе и до яйца даже не дотронулся, затем встал и начал энергично расхаживать взад и вперед по столовой.

Таким образом, я первым попал в экзаменационный класс, где на дорогих столах были разложены опросные листы. Стены были отделаны в зеленых тонах так стильно, что знатоки вздохнули бы с восхищением. В зале никого не было, но я все-таки был уверен в том, что за мной наблюдают, и вел себя так, как вел бы себя одержимый работой человек, не подозревающий, что находится под чьим-то взглядом. Нетерпеливо достал я из кармана ручку, сел за ближайший стол и схватил свой билет, как холерик хватает трактирный счет. Билет содержал три вопроса.

1. Считаете ли вы правильным, что у человека есть только две руки, две ноги, два глаза и два уха?
Тут я впервые напряг все свои способности и без колебаний написал: "Для моей деятельной натуры не хватило бы и четырех рук, ног и ушей. Я считаю, что человек устроен очень примитивно".
2. Сколько телефонов вы можете обслужить одновременно?
И здесь ответ был прост, как уравнение первого порядка: семи телефонов мне было бы мало, и только с девятью я бы чувствовал себя полностью загруженным.
3. Что вы делаете после праздничной вечеринки?
Мой ответ: Я не знаю слова "Праздник". Я вычеркнул его из моего словаря, когда мне исполнилось пятнадцать лет: дело должно быть прежде всего.

Я был принят на работу. И я действительно чувствовал себя на девяти телефонах не слишком загруженным. Я кричал в трубки телефонов: "Немедленно действуйте! - Что-то должно происходить! - Что-то непременно произойдет! - Что-то уже произошло! - Что-то должно было произойти!". В основном, как того требовала рабочая обстановка, - я пользовался императивом.

Во время обеденных перерывов мы поглощали богатые витаминами блюда в столовой в атмосфере тихой радости. Фабрика Вунзиделя кишела людьми, помешанными на рассказах собственных биографий. Это свойство всех деятельных людей - для них биография важней самой жизни. Только нажми кнопку, и они уже готовы лопнуть от важности.

Заместителем Вунзиделя был человек по фамилии Брошек, который был замечателен тем, что еще будучи студентом кормил семерых детей и парализованную жену, работая по ночам, вел одновременно дела в четырех торговых представительствах и каждые два года сдавал по два государственных экзамена с оценкой отлично. Когда репортеры задавали ему вопрос: «Когда вы спите, господин Брошек?», он отвечал: «Спать - это грех!»

Секретарша Вунзиделя, у которой был тоже парализованный муж и четверо детей, подрабатывала вязанием и разводила овчарок, ухитрившись при этом получить ученую степень по психологии и краеведению, и выступала в барах как певица под сценическим псевдонимом Вамп-7.
Сам Вунзидель был из тех людей, которые, едва проснувшись, был уже решительно настроен на бурную деятельность. «Я должен действовать»,- думают эти люди, энергично затягивая пояс банного халата. «Я должен действовать!» - внушают они себе, бреясь и победно взирая на результаты своего бритья: эти остатки щетины, смешанные с мыльной пеной, становятся первой жертвой его деятельности. Интимные отправления также являются предметом гордости их созидателя: журчание воды, шуршание туалетной бумаги приносит творческое удовлетворение. Жует ли он кусок хлеба, чистит ли яйцо, все это превращалось в Действие. Надевает ли он шляпу, застегивает ли пуговицы пальто, целует ли жену перед уходом, все это было Дело. Что-то должно было происходить.

Когда Вунзиднль приходил в офис, вместо приветствия своей секретарше он бодро произносил: «Что-то должно происходить!». И та вдохновенно отвечала: «Что-то обязательно произойдет!». Затем он шел из отдела в отдел и повсюду звучало радостное: «Что-то должно происходить!» И все сотрудники отвечали: «Что-то обязательно произойдет!». И я кричал вместе со всеми.
К концу первой недели я освоил уже одиннадцать телефонов, к концу второй недели - тринадцать. Утром по дороге на службу я репетировал про себя глагол «происходить», изменяя его по всем временам, формам и наклонениям. Два дня подряд я повторял особенно понравившееся мне выражение: «Это должно было бы произойти», следующие два дня: «Это не могло бы произойти».

Так я почувствовал себя полностью озадаченным, потому что что-то происходило. Однажды во вторник утром, когда я еще не успел приступить к работе, в комнату ворвался Вунзидель со своим: «Что-то должно происходить!». Но необычное выражение его лица заставило меня секунду помедлить и не прокричать, как предписано, бодрое и радостное: «Что-то обязательно произойдет!». Но пауза, очевидно, затянулась, потому что Вунзидель, который обычно редко выходил из себя, вдруг заорал не своим голосом: «Отвечайте, отвечайте, как положено!». А я сердито упирался, как ребенок, которого заставляют говорить. Наконец большим усилием воли я выдавил из себя нужные слова. Но едва я их произнес, произошло следующее: Вунзидель рухнул на пол и откатился к двери. И когда я подошел к нему, обогнув письменный стол, он был уже мертв.
С трясущейся головой я перешагнул через его тело, медленно направился к кабинету Брошека и вошел в него без стука. Брошек сидел за письменным столом, сжимая в каждой руке по телефонной трубке, во рту держал шариковую ручку, делая заметки, а пальцами ног работал на вязальной машинке, которая стояла под столом (таким образом он пополнял гардероб своей семьи). «Произошло нечто...», - произнес я тихо. Брошек выплюнул изо рта шариковую ручку и положил обе трубки. Пальцы ног нерешительно зависли над вязальной машинкой.
«Что же произошло?» - спросил он.
«Господин Вунзидель скончался», - ответил я.
«Нет», - возразил Брошек.
«Да», - сказал я - «Пойдемте».
«Нет», - повторил Брошек, - «Это невозможно», но сунул ноги в свои тапочки и последовал за мной по коридору.
«Нет», - говорил он, стоя над телом Вунзиделя, - «Нет, нет». Я не возражал ему. Я осторожно перевернул тело, закрыл ему глаза и задумчиво взирал на него. И я почувствовал к нему почти нежность, поняв вдруг, что никогда не испытывал ненависти к моему шефу. В его лице было что-то такое, что бывает в лицах детей, когда им говорят правду о Санта-Клаусе. Они упрямо отказываются верить в то, что его нет, хотя аргументы товарищей звучат очень убедительно.
«Нет», - твердил Брошек, - «нет».
«Что-то должно происходить», - тихо сказал я ему.
«Да», - согласился Брошек, - «Что-то должно происходить».

Вунзиделя похоронили. Я был удостоен чести нести за его гробом траурный венок из искусственных роз. Оказалось, что мое лицо и весь мой образ очень соответствовал черному костюму и вообще духу этой печальной процессии. Я и сам чувствовал, что выгляжу грандиозно с венком из роз возле гроба Вунзиделя. Я отвечал всем требованиям этого торжественного обряда и руководитель похоронной процессии сказал мне: «Вы созданы для этой работы, ваше лицо просто неотразимо. А форму вы получите по ходу дела».

Я уволился с фабрики на том основании, что большая часть моих способностей не реализуется в этой работе и я чувствую себя творчески неудовлетворенным. На самом деле, я уже твердо знал, где мое место в жизни и для чего я создан.
И вот я стою за гробом в траурной капелле; скорбное молчание, букет цветов в моих руках. Звучит «Ларго» Генделя - музыка, навевающая печаль и раздумья. В кафе, что находится возле кладбища, я всегда провожу время между моими профессиональными выходами.
Иногда я сам покупаю букет цветов и присоединяюсь к похоронной процессии какого-нибудь неизвестного. Просто из любви к искусству.
Часто я прихожу на могилу Вунзиделя, в знак памяти и благодарности. Я действительно благодарен ему за то, что он открыл мою настоящую профессию, где моя задумчивость и лень приобретают профессиональный смысл.
Позже я интересовался, а что же производила фабрика Вунзиделя. Кажется, это было мыло.

Рассказ предлагается к публикации типографским способом.

ФЕДЕРИКО ГАРСИА ЛОРКА
Избранные стихотворения о смерти
в переводе Михаила Владимирова.

Печатаются с разрешения переводчика.

КИНЖАЛ (солеарес)

Кинжал пронзает сердце,
как лемех плуга новь.
Нет. Не убивай меня. Нет.

Кинжал, как лучик солнца,
ущелья пропорол.
Нет. Не убивай меня. Нет.

ПЕРЕКРЕСТОК

Ветер с востока;
фонарь
и кинжал
в сердце.
Улица
глухо
дрожит,
как струна,
и звенит,
словно овод огромный.
И всюду
мерещится
воткнутый
в сердце
кинжал.

НЕОЖИДАННОСТЬ

Остался лежать убитый
с кинжалом в груди пронзенной.
Никто его здесь не знает.
Ах, как дрожал фонарь!
Мама.
Как трепетал фонарь
в том переулке!
Едва рассветало. Больше
никто не мог отразиться
в глазах, распахнутых настежь.
И рассказать, что остался лежать убитый
с кинжалом в груди пронзенной,
и почему никто его здесь не знает.

ЖАЛОБЫ СМЕРТИ
Мигелю Бенитесу.

В черной бездне неба сполохи желтеют.
Я в мир пришла с глазами,
но здесь хожу без них.
О страждущий Господь!
И только свет свечи,
и белый саван
брошен.

Хотела я туда,
где праведников сонмы.
Но где я, Боже, где я!...
И только свет свечи,
и белый саван брошен.
Лимончик желт.
Лимончик.
Так выкиньте лимончики
к чертям!
И помните! И помните,
что только свет свечи,
и белый саван
брошен.

В черной бездне неба
сполохи желтеют.

MEMENTO

Когда умру,
то меня закопайте с гитарой
в песок.

Когда умру,
то заройте меня посреди апельсинов
и мяты.

Когда умру,
хоть на флюгере тело
распните.

Когда умру!

МАЛАГЕНЬЯ

Входит и выходит
из таверны
смерть.

Траурные дроги
и печальный люд
по гитарным струнам
едут и идут.

Запах женской крови,
соли и греха
держится в огромных
нардовых венках.

Входит и выходит
из таверны
смерть.
Входит и выходит
из таверны.

КВАРТАЛ В КОРДОБЕ
(Ночная тема)

В доме запираются
от звезд.
Ночь оборвалась.
Там умершая девушка внутри
с кровавой розою
в прическе.
Шесть соловьев о ней рыдают
у окошка.

Вздыхают груди
стонущих гитар.

СВЕЧА

О, что за думы
навевает нам свеча!

Как у индийского факира,
пылает золотом ее нутро
и песнею своей
вокруг все затмевает.

Из своего гнезда
клюет ночные тени
аист огненный
и отражается, дрожа,
в глазах застывших
умершего цыганенка.

РУСАЛОЧКА

Русалочка в пруду
Сегодня умерла:
лежит на берегу
тиха и холодна.

Ее благословлял
в последний путь карась,
а ветер причитал
и умолял привстать.

Уж не колышет пруд
шелковистых волос,
на серых грудях двух
лягушек хор орет.

Спаси ее Господь!
Подай Мадонна вод
прощение малышке из пруда,
которая неслышно умерла.

А я две тыковки возьму
и под нее их подложу,
и в плаванье препровожу
ах! к морю-океану.

ПЕСНЯ ВСАДНИКА
1860

Вот луны черный круг,
на бандитской тропе
шпоры песню поют.

Лошадка черная,
куда несешь ты мертвеца?

...Видно шпоры крепки,
но скользнула узда
из застывшей руки.

Лошадке боязно.
Как пахнет цветик ярко-алый!

В свете черной луны
скалы кровью стекли:
профиль Сьерры-Морены.

Лошадка черная,
куда несешь ты мертвеца?

Ночь, стройна и легка,
шпорит всласть рысака,
тычет звезды в бока.

Лошадке боязно:
как пахнет цветик ярко-алый!

Возле черной луны
КРИК! Дрожит в тишине
длинный отблеск костра.

Лошадка черная,
куда несешь ты мертвеца?

ПЕСНЯ ВСАДНИКА

Кордоба.
Вдали, одна.

Лошадь скачет, месяц светит,
и маслины на обед.
Пусть знакомы все пути,
мне не доехать до Кордобы.

Еду полем, еду с ветром,
месяц светит красным светом,
это смерть за мною смотрит
с башен Кордобы.

Ай, эта длинная дорога!
Ай, эта добрая лошадка!
Ай, поджидает меня смерть
на дороге к Кордобе!

Кордоба.
Вдали, одна.

ДИАЛОГ АМАРГО

Поле.
Голос.
Амарго.
Олеандры с моего двора.
Сердце горького миндаля.
Амарго.

(Проходят трое юношей в широкополых шляпах.)

Первый юноша.
Кажется, припозднились. Второй юноша.
Нас застигает ночь.

Первый юноша.
А где этот?

Второй юноша.
Идет позади. Первый юноша (громко).
Амарго!

Амарго (издалека).
Иду.

Второй юноша (в голос).
Амарго!

Амарго (спокойно).
Да иду я!

Первый юноша.
Что за прекрасные оливковые рощи!

Второй юноша.
Да.

(Долгое молчание).

Первый юноша.
Не нравится мне бродить по ночам.

Второй юноша.
Да и мне тоже.

Первый юноша.
Ночь существует, чтобы спать.

Второй юноша.
Точно.

(Лягушки и сверчки демонстрируют все прелести андалузского лета. Уткнув руки в боки, приближается Амарго).

Амарго.
Ай-я-я-я-яй.
Где же ты, смерть?
Ай-я-я-я-яй.

(Звуки его песни приводят в содрогание все вокруг).

Первый юноша (издалека).
Амарго!

Второй юноша (еле слышно).
Амарго-о-о-о!

(Тишина. Амарго стоит один посреди дороги. Он закрывает свои огромные зеленые глаза и покрепче затягивает у талии куртку. Вокруг столпились высоченные горы. Большие серебряные часы позванивают у него в кармане на каждом шагу. На дороге появляется всадник).

Всадник (останавливая коня).
Доброй ночи!

Амарго.
И Вам того же.

Всадник.
Вы в Гранаду?

Амарго.
В Гранаду.

Всадник.
Значит, нам по пути.

Амарго.
Похоже на то.

Всадник.
Что же Вы, забирайтесь на лошадь!

Амарго.
Я пока что еще не устал.

Всадник.
Я еду из Малаги.

Амарго.
Понятно.

Всадник.
Там у меня братья.

Амарго.
И сколько их у Вас?

Всадник.
Трое. Они продают ножи. Такая работа.

Амарго.
Пусть послужит она им ко благу.

Всадник.
Из золота и серебра.

Амарго.

Нож должен быть только ножом.

Всадник.
Вы ошибаетесь.

Амарго.
Спасибо.

Всадник.
Золотые ножи входят в сердце, как в масло. Ножи из серебра рубят головы, как пучки травы.

Амарго.
Я думал, ножи нужны, чтобы резать хлеб.

Всадник.
Мужчины добывают свой хлеб руками.

Амарго.
Это верно.

(Конь начинает беспокоиться).

Всадник.
Э-эй!

Амарго.
Это ночь.

(На дороге мелькают какие-то тени).

Всадник.
Хочешь нож?

Амарго.
Нет.

Всадник.
Я его тебе подарю.

Амарго.
А я не возьму.

Всадник.
Больше тебе никогда не представится такой случай.

Амарго.
Кто знает?

Всадник.
Другие ножи никуда не годятся. Они тупы и ржавеют от крови. А наши ножи - это сам холод. Понимаешь? Вонзаясь в тело, они ищут самое горячее место и успокаиваются только там.

(Амарго молчит, его правая рука немеет от холода, как если бы она сжимала золотой слиток).

Всадник.
Что за нож!

Амарго.
И сколько стоит такой?

Всадник.
Точно не хочешь?

(Достает золотой нож. Острие блестит, словно огонек свечи.)

Амарго.
Я же сказал, что нет.

Всадник. Паренек, забирайся ко мне! Амарго.
Я все еще не устал.
(Лошадь снова начинает нервничать.)

Всадник (натягивая узду).
Да что такое!

Амарго.
Это темнота.

(Пауза.)

Всадник.
Как я тебе уже говорил, в Малаге остались три моих брата. О, как они торгуют ножами! Две тысячи ножей закупили в собор, чтобы украсить ими все алтари и увенчать колокольню. На многих ножах запечатлены имена кораблей; самые бедные рыбаки с побережья освещают дорогу в ночи тем блеском, что отражают их остро отточенные клинки.

Амарго.
Вот красота!

Всадник.
Кто уж тут возразит?

(Ночь ароматна, как столетнее вино. Толстая змея Юга открывает на рассвете свои глаза, и просыпается у спящих неодолимое желание броситься с балкона в волшебный океан запахов и чудес.)

Амарго.
Кажется, мы заблудились.

Всадник (останавливая лошадь).
Да?

Амарго.
Пока вели разговор.

Всадник.
А разве это не огни Гранады?

Амарго.
Не знаю.

Всадник.
Мир очень велик.

Амарго.
И как будто совсем пуст.

Всадник.
Ты сказал.

Амарго.
Я начинаю отчаиваться! Ай-я-я-яй!

Всадник.
Это потому, что ты стремишься к чему-то. А зачем?

Амарго.
Как - зачем?

Всадник.
И если ты там, где ты есть, то зачем ты хочешь быть где-то еще?

Амарго.
Зачем?

Всадник.
И вот я сажусь на этого коня и продаю ножи, а если бы я не делал этого, то что бы произошло?

Амарго.
Что бы произошло?

(Пауза.)

Всадник.
Мы уже в Гранаде.

Амарго.
Как же так?

Всадник.
Смотри, как светятся окна.

Амарго.
И в самом деле.

Всадник.
Теперь уж ты не откажешься взобраться на моего коня.

Амарго.
Подожду еще немного.

Всадник.
Ну давай же! Забирайся скорей. Нам надо успеть до рассвета... И возьми это нож. Дарю!

Амарго.
Ай-я-я-яй!

(Всадник помогает Амарго. Вдвоем они направляются в сторону Гранады. Горы покрываются цикутой и крапивой.)

ПЕСНЯ МАТЕРИ АМАРГО

Его принесли запеленутым в саван.
Вот пальмовый лист и побег олеандра.

Августа двадцать седьмое число.
Ножик из золота в сердце вошел.

Крест. И пойдемте из дома.
Вечно он был непутевым.

Дайте скорее, подружки,
мне лимонадику кружку.

Крест. И не лезьте ко мне.
Амарго теперь на луне.

 
 

Под редакцией Андрея Травина. Третий год издания.

Назад На главную Далее thinbarf.GIF
bline11.GIF (141 bytes) bline51.GIF (194 bytes)

© 1997-2006 Андрей Травин.