ПУБЛИЦИСТИКА, ПРОЗА, ПОЭЗИЯ.

Выпуск #17

ВМЕСТО ПРОЛОГА

На мой последний День рождения бардесса Надя Миг подарила мне маленькую книжку стихов и магнитоальбом песен собственного сочинения. Там я обнаружил короткое стихотворение под названием «Разговор N4».

Почему настоящая Любовь
и Смерть всегда рядом?
Они родные сестры?
- Нет, наверное, Смерть -
это состарившаяся Любовь.

СИНИЙ МОРСКОЙ КОНЕК

Елена Мулярова
Права на публикацию рассказа приобретены А. Травиным. Перепечатка только с разрешения "Курносой".

Значит так, сначала мука пополам с солью, потом немного воды, получается такое густое тесто, из которого можно лепить все, что душа пожелает. Ее душа желала морского конька, синего с черными глазками-точками. Она видела его в магазине, где продаются всякие симпатичные штуки: светильники в виде домиков, медные колокольчики и мобили - фигурки, висящие на тонких палочках. Фигурки были разные - красные морские звезды, цветные рыбки, бело-голубые пингвины. И не то чтобы ей было не по средствам купить себе что-нибудь такое. Нет, зарабатывала она более чем достаточно для девушки без особых претензий. Просто ей вдруг захотелось сделать что-нибудь своими руками. Она долго представляла, как будет тонкой кисточкой рисовать полоски на рыбках или пририсовывать глазки морскому коньку, прямо чувствовала, как пальцы сжимают кисточку. Она не удержалась и решилась попробовать вечером, когда все дела сделаны, и на кухне тепло и чисто, а в блестящей поверхности синего электрического чайника отражается точка лампы.

Девушка в пушистом бежевом халате, с гладко причесанными волосами, блестящим лбом и внимательными серо-зелеными глазами сосредоточенно месит пальцами белую массу. Она отщипывает кусочек, сначала делает колбаску, как когда-то учили ее в детском саду, изгибает ее, придавливает, старается. Получилось! Саша смеется. Ну надо же, кто бы мог подумать, что ей удастся. На ладони у нее морской конек, пока белый, слепой. Ничего, скоро она налепит ему братишек и сестренок, обожжет их в духовке, разрисует, потом попросит кого-нибудь настрогать палочек. В общем, дел у нее теперь полно, скучать не придется.

Кухня наполняется первыми тактами "Турецкого марша" Моцарта. Так звонит Сашин мобильный, который всегда рядом с ней, чтобы она не делала. Девушка спокойно подносит трубку к уху.

- Алло, Алекс! Давно не виделись.
- Давно, - соглашается Саша. Она действительно уже давно не видела звонившего ей мужчину. Она рада слышать его голос, она рада будет встретиться с его человеком в каком-нибудь людном месте, где играет веселая музыка и можно выпить "Пиноколаду" или "Бейлис" со льдом. Хотя Саша не пьет, бережет себя, свои глаза и пальцы, да и не любит она пить, не любит резких перепадов. Любит, чтобы все было спокойно и предсказуемо. Для нее, конечно.

У Саши много имен, позвонивший по мобильному называет ее Алекс, а мама - Алечкой. Мама беспокоится за Алечку, как она там одна, в большом городе. Но, вместе с тем, мама горда. Ее Алечка - самостоятельная девочка, нашла себе хорошую работу. Да что там работу, Алечка и квартиру умудрилась получить. Для мамы это звучит так: "Один человек, уезжая в Израиль, квартиру продавать не стал, а оставил мне в бессрочное пользование". Все так и было, разве что человек тот Сашиными стараниями отправился в совсем уж обетованную землю, на тот свет он отправился, если говорить прямо.

В клубе играют джаз. Саша накрасилась и выглядит значительно старше, на все свои 25 лет. Ее спутник пьет виски. На этот раз он оказался довольно красивым мужчиной в норвежском свитере. Собственно, она и узнала его по свитеру, ее предупредили. Каждый раз они бывали разными и думали, что эта девушка с мужским иностранным именем, такая же, как они, просто связная. Которую можно легко убрать в случае чего. Саша только посмеивалась. Она-то знала, себе цену.

И знала, что тот, кто звонит ей на мобильный - знает. Они были знакомы лично, но не более того, просто деловые партнеры. Но это они так специально когда-то решили, никакой напускной таинственности, никаких встреч в темных аллеях московских парков. Только людные места, яркие одежды, веселый смех, книжки в ярких глянцевых обложках.

Норвежский свитер передает Саше книжку. Как бы почитать. Но Саша читает редко, потому что ей скучно за мелкими черными буковками разглядывать людей и их нелепые поступки. Вот и эту книгу Саша читать не стала. Просто нашла аккуратно вклеенную страницу, где тем же шрифтом были напечатаны указания для нее. Фамилия, адрес, дневное расписание, сайт, на котором хранился портрет. Примерные сроки исполнения. Сумма гонорара не указана, но Саша и так знает ее. Сейчас ее занимает другое. Она перечитыает данные клиента: Н. Морозов, возраст - 25 лет. Фото она еще, конечно, не видела, но все же...

Саша вспоминает, как много лет назад Колька Морозов, мальчишка, с которым она три года подряд просидела за одной партой, впервые привел ее в тир. Вернее, это она сама увязалась тогда за ребятами, потому что ее лучшая подруга Ленка лежала дома со свинкой, и было страшно скучно, и шел дождь, и их унылый городок выглядел еще хуже, чем обычно. Им всем было тогда по 12 лет.

- Вот сюда смотришь, сюда нажимаешь, этот глаз прищуриваешь, - снисходительно объяснял ей Колька, не веря, что у нее, девчонки с вечным освобождением от физкультуры, получится хоть что-нибудь.

У Саши получилось. Сразу и навсегда. В их городке было два тира, и владельцы обоих очень скоро перестали пускать эту девчонку на порог, потому что стоило ей взять в руки духовушку, как все призы постепенно перебирались в ее школьную сумку. Сашин угол в комнате украсили: кошмарный плюшевый медведь, блестящий кубок дешевого металла, мячик и невесть как оказавшаяся в этой компании сковородка, которую, впрочем, мама довольно быстро забрала себе. Мальчики косились с уважением, и ее стали называть Алька-Стрелок.

- Охотницей будешь, - кажется, в шутку сказал ей отец.

Однажды он даже взял ее с собой на охоту, после чего у него прибавилось причин гордиться дочерью. Саша с первого выстрела уложила лисицу, попала ей точно в глаз, так что шкурка не попортилась. Но на охоте Саше не понравилось, слишком суетно, хлопотно и грязно. Примерно по той же причине она не захотела идти на войну. Хотя могла бы, выбор был велик. Саша ничуть не боялась за свою жизнь, она любила комфорт.

В сущности, Саша умела только одно - стрелять. Ей не сложно было сделать свой выбор - просто не зарывать талант в землю, как это советуют мудрые люди. Следуя советам мудрых, Саша решила иметь не намерение, но готовность. У нее не было намерения убивать, лишь готовность выстрелить и попасть в цель. Было время, когда Саша считала, что цельность - это всегда отказ от чего-то страшного внутри себя и нарочитая стимуляция лучших своих черт. Прошло несколько лет, и Саша решила, что все в ней имеет право на существование, в том числе и смерть, замершая в ее спокойных глазах, вибрирующая на кончиках ее сильных пальцев, переходящая в горячий кусочек металла и дальше, в чужое тело, до которого Саше не было никакого дела.

Она хорошо спала, не страдала от перепадов настроения и беспричинных страхов. Она неплохо относилась к людям, но предпочитала не связываться с ними, потому что знала, насколько быстро все может закончиться, стоит ей только захотеть. Впрочем, Саша умела держать себя в руках. За это, собственно, ее и ценили. Ее работодатели могли быть уверены, эта девушка не начнет палить по всякой движущейся цели в невротическом угаре, не разболтает спьяну имена, не станет намекать на возможность шантажа и требовать повышения ставок.

В Интернет-кафе Саша едет на метро. Она спускается по эскалатору и смотрит по сторонам. Ей нравятся рекламные щиты, нравится думать о людях, которые придумывали эти картинки, нравится, что они никогда не ставят свои подписи. Как и она сама. Саша представляет - аккуратные ряды надгробий, фамилии и даты крупными золотыми буквами. А внизу так меленько - исполнитель Александра Волкова. А заказчик... Имя заказчика нельзя было произносить всуе, в письменном тексте на этом месте всегда оставался пропуск в мир иной. Александра Волкова, скромный исполнитель, знала абсолютно точно, что без его воли ни ее нервы, ни глаза, ни пальцы не работали бы так исправно.

"Интересно, давно он в Москве?" - думает Саша, глядя на изображение взрослого Кольки Морозова, который не так уж сильно изменился за те девять лет, что они не виделись. Еще пару раз она взглянет на него лично из-за корпуса чужого автомобиля или из-за спины прохожего перед их окончательной встречей. То, что он мог узнать Сашу, несколько усложняло задачу. Ничего страшного, просто ей придется быть немного более осторожной, чем всегда.

Саша возвращается домой к своим все еще белым фигуркам из теста. Сперва она стелит на противень кальку, оставшуюся у нее с времен увлечения шитьем, потом аккуратно раскладывает на бумажной поверхности все, что вылепила. Минут через пятнадцать в кухне становится тепло и по-настоящему уютно. Через тридцать пять минут она вынет их из духовки, теплых, медленно остывающих и быстро твердеющих. Что-то ей это напомнило. Губы мужчин бывают иногда теплыми и твердыми одновременно. Губы Кольки Морозова были еще и шершавыми, когда он поцеловал ее первый и последний раз. Ему нравилась совсем другая девчонка, а она ходила за ним хвостом весь седьмой класс. Однажды зимой он сказал, что ей слабо попасть в еловую шишку, висящую на самом верху дерева. Он тогда тайком уволок из дома духовушку Вовчика, старшего брата.

- Если попаду, поцелуешь? - спросила она, цепенея от собственной смелости. Он только пожал плечами. Конечно же, она попала, и Колька с отстраненным видом приблизил к ней губы. Нижняя была треснута посередине.

- Довольна ? - насмешливо спросил он.

И тогда она впервые прицелилась в человека, в него, подлого Кольку в дурацкой плешивой ушанке. Глаза у него были разноцветные. По зеленой радужке правого глаза рассыпаны коричневые крапинки, а левый глаз просто зеленый. А потом оба глаза стали испуганными.

- Я тебя застрелю, - тихо сказала она. - Только попробуй, - еще тише ответил он. - И попробую, - сказала она и опустила ружье. - Дура! - крикнул он и отобрал ружье. Драться Александра не умела. С тех пор он старался вообще с ней не разговаривать и не оставаться наедине.

Только первые несколько минут по-настоящему тепло и приятно. Потом становится жарко, потом просто невыносимо, но приходится терпеть, потому что он ничего не может сделать ни с этим жаром, ни с этим черным замкнутым пространством, где удушающе пахнет горячим газом и внизу вдоль стен синеет пламя. Он видит, что его соседям ничуть не лучше, но когда так чудовищно плохо, ни о ком, кроме себя, думать невозможно. И все же он замечает краем того места, где у него по замыслу должен был быть глаз, что у дельфина на спине надулся кошмарный пузырь, а у морской звезды, словно в агонии, дергаются неровно вылепленные лучи. Температура все повышается, и он, помимо всех прочих ужасных ощущений, испытывает легкое удивление, оттого что может существовать в подобном аду. Он чувствует, как внутри у него идут мучительные и напряженные процессы. Кипящая влага забивается в промежутки между длинными многоступенчатыми молекулами клейковины и крахмала. С солью не происходит ничего, но ее мелкие раскаленные кристаллы иглами впиваются в нежную плоть белковых соединений. "Ничего, - говорит он себе, - ничего, я должен пройти через этот ад, чтобы сделаться целым и твердым. Мне это необходимо", - убеждает он себя. Но боль и ужас сводят на нет все доводы погибающего рассудка. Кроме того, с ним явно происходит что-то не то. Слишком быстро он покрылся твердой коркой, между тем, как не весь пар успел выйти наружу. Пар скапливается у него внутри, подобно огромной опухоли, которая вот-вот разорвет его пополам. Что, собственно, и происходит. Твердым стать ему удалось, а вот целым - нет.

Через сорок минут Саша осторожно вынимает еще горячий противень. И первое, что она видит - это развороченное тельце конька. "Ужасно обидно, - думает она, - ведь лопнуть мог кто угодно". Ни дельфина, ни морскую звезду ей бы не было так жалко. Но конек, ее любимый, ради которого она и затеяла всю эту возню с мукой и солью... Несколько минут Саша сокрушенно стоит над противнем, а потом быстро переодевается и покидает квартиру.

Николай неожиданно просыпается, резко садится на постели и только потом открывает глаза. По потолку гуляют светлые полосы, каким-то образом связанные с движением машин за окном. В ночном воздухе комнаты шевелится еще кое-что - подвешенный к люстре мобиль - несколько скрещенных тонких палочек, на которых качаются смешные фигурки - пара пингвинов, одинокий дельфин и три морских конька. Эту штуку Николаю привезла из Вены Ася. "Ну, зачем, - думает он, - не может она без этой щемящей тягомотины, чтобы я смотрел и вспоминал ее глаза, вечно на мокром месте, и то какая она без меня бедная, и как ей одиноко и грустно, и дальше в том же духе, только с еще большим надрывом. Подарю кому-нибудь," - решает Николай и тут же вздрагивает от резкого звука дверного звонка.

Сашу Николай узнает почти сразу же, но разговор у них, фактически, не выходит. Она даже рта не дает ему раскрыть. Просто говорит, что он срочно должен уехать. Да, прямо сейчас. Потому что ему грозит опасность. Потому что иначе он умрет. "Тебя заказали," - объясняет Саша простым русским языком, и Николай чуть было не спрашивает, кому, но потом все понимает и сам. Он вспоминает, вернее, они оба молча вспоминают тот детский разговор под елкой, когда она обещала попробовать. Он догадывается, что она все-таки попробовала, но у нее опять ничего не вышло.

- Как тебя отблагодарить, - очень тихо спрашивает Николай.

- Сматывайся поскорее, - отвечает Саша, - мне ничего не надо, ну разве что...

Она выходит на середину комнаты, тянет руку к мобилю и с усилием отрывает фигурку синего морского конька, отчего вся конструкция перекашивается и становится почти уродливой.

- У тебя мало времени, - говорит Саша уже в дверях.

Она медленно идет по темным улицам. Она сжимает в кулаке деревянного конька, который постепенно становится теплым. Она еще не знает, как выкрутится. Может быть - никак. Она не боится. Нельзя боятся того, что знаешь так хорошо.

ЧЕРНАЯ ЗЕМНАЯ КАРМА
Андрей Травин

Угадайте, какое слово на букву «с» меня больше всего волнует? Нет, конечно, не «смерть» - свобода!
Моя страница не только о смерти, но и о свободе говорить о смерти. Как сказал Вольтер по несколько другому поводу: «Я не согласен ни с одним словом, которое Вы говорите, но готов умереть за Ваше право это говорить».
Из трудных тем здесь пока не поднималась тема свободы воли и кармы: я помещаю в своем альманахе материалы о реинкарнации и не помещаю материалов о карме. Нет, не потому что думаю, будто кармы не существует, а потому что в христианском мире ее законы, как правило, не действуют: Христос держит энергетический каркас мира, принимая на себя грехи и карму верующих.

Так что оставим эту тему буддистам. Но для меня это маленькое введение - повод опубликовать песню "Черный волк" Михаила Щербакова, которую я чисто формально не могу поместить в соответствующий раздел "Песен о смерти", так как она - не о смерти, а о карме. И еще о том, что "волки - свобода".

Ты - черный волк. В должный час вспомнит о тебе
Ад. А пока привыкай вздыбливать тарзанью
шерсть, письменам не внимать, верить осязанью.
Огнь, ореол, океан - все это тебе.
В шторм должный курс не однажды бизанью
мертвый голландец укажет тебе.
Плен победишь, и холмы встанут пред тобой.
Hо, на холмах не узнав Иерусалима,
так и пройдешь сквозь врата, только что не мимо,
в храм, где как раз в этот час радужно-рябой
пестрый витраж сам собой, без нажима,
брызнет и блестки взметнет над тобой.
Букв не поймешь. Hо словарь втиснет и тебя
в свой дом сирот, в толчею четных и нечетных
глав. Клевете личных дел, мрачных подноготных
в тон подпоет клевета басен про тебя.
Плоть неизвестных, безвинных животных
с детства навязнет в зубах у тебя.
Долг платежом - там в конце. Это не шучу.
Огнь письменам, сироте гривенник и елку.
Там - бледной ли бездари, черному ли волку -
дам поделом. Hипочем не переплачу.
Всем от того витража по осколку.
Скупо, нелепо. Hо я так хочу.
Я - черный волк. Hикого нет, кто бы помог
мне эту речь прекратить не на полуслове.

Под редакцией Андрея Травина. Третий год издания.